Паровоз, который всегда с тобой - Страница 3


К оглавлению

3

Вчера на этом месте полагались бы уместные аплодисменты. Но позавчера овации в залах, кабинетах и туалетах отменены приказом. Третьего дни один такой конференц-зал по каким-то объективным причинам оказался чуть-чуть в аварийном состоянии, чуть-чуть подгнившие насквозь столпы не перенесли резонанса шквальных оваций и любителей рукоплесканий вынесли ногами вперед, хотя на балансе учета мероприятий вынос ногами нисколько не повредил, сальдо осталось положительным, потому что все уже успели проголосовать, а бойкая секретарша спуртом умчалась подшивать важный протокол, чтобы не оставалось белых пятен в этой нашей истории.

Соболезнование выносу единогласников от стечения взволнованной таким оборотом толпы отличалось непраздной искренностью. Еще бы, все эти болельщики скопились здесь перед гранд-залом в ожидании финиша завидных оваций, ибо самим не терпелось заполнить торжественное помещение для заслушивания на ту же тему, побыстрее проголосовать — тоже губа не дура! Ну, и хоть немного поаплодировать удивительным достижениям. Хлопанье практиковалось как в совмещенном варианте, при участии трибуна, так и в раздельном. Индивидуальный, из-за графина с трибуной аплодисмент в приказе вроде не возбранялся, но плацкартный докладчик отличался широкой скромностью в интимной жизни и в память комплиментарным временам лишь вычленил панихидную паузу, чтобы финальный аккорд мысли слышался увертюрой.

— За давностью тех славных, памятных годин уже немыслимо припомнить, что изобрели поперед, железную дорогу или паровоз. Компетентных свидетелей тому в живых по отделу кадров не слышно, хотя объявили милицейский всесоюзный розыск, сулили модные сувениры при явке: ни-ко-го! А у нас царица доказательств — личное признание пассажира!

* * *

Кого быстрее считать человеком, пассажира или железнодорожника? По Павлову, по Фрейду? На каждого дееспособного железнодорожника деторождаемость на 1, 3 ребенка выше, чем в среднем по стране. Здесь победа Зигмунда налицо. Высоколобая же общественность, воспитанная на хвостатом дарвинизме, все одно исповедует происхождение железнодорожника от пассажира, как человека от обезьяны, как профессора от доцента, а оппоненты с компостерами наперевес твердят: не было в природе никаких пассажиров, пока не народился класс железнодорожников, безбилетники не в счет. На своих двоих ходили. Случай с дематериализацией тепловоза ПТУ-104 показал, что пассажиры, похоже, шире и бескорыстней душой, как класс.

Один, уже штатский гражданин, конечно, как выяснилось, отставной железнодорожник, под видом пенсионера внес с экрана звучное предложение раскошелить фонд милосердия потерпевшим от зернобобовых на перепутье Бухара- Париж, от аналогичной перепрелости в элеваторе под Воронежем, а машинистам закатить восклицательный монумент, как Джону Кейси штатнику. Гуманность подобного жеста пассажиры отрицать не смели. Даже у подошв обронзовевшего Пушкина на Тверской и поминальные календы городят ящик для подаяния. Сам Пушкин, конечно, не дотянул бы до дела с Дантесом, застрелился бы от позора и дело с концом, вызнай он от благонадежной гадалки, что обречен побираться с того света — он, невольник чести! Рукописи пожег бы. Но в чести иные декорации, другие катастрофы. Прохожие ворчат на Опекушина, что не сообразил сразу предусмотреть в чугунном литье цоколя нишу с чугунной щелкой, а мы теперь присоединили бы к щелке флейш-сумматорас кабелем к бегучему табло на «Известиях» для афиши кто и сколько подал, а по ночам в банк, в банк, в банк! Каково!

Пассажиры одумались от почетного субсидирования зернобобовых прецедентов, выслушав одного своего сотрудника ЦСУ, Он подавил сомнения чисто статистически:

— Пути господни неисповедимы, вот кредо верующих в Господа путейцев. Верующих, правда, единицы, зато все остальные предельно суеверны. Но тоже на платформе этого кредо. Да как не впасть в ересь суеверия, когда на их божественных путях дня без катастрофы не происходит. ЦСУ ничем помочь не может, хотя требуют. На каждый случай нам, профессорам, счет открывать, так даже Госбанк лопнет от злости. Путаница! Посему: закрыть глаза на частные катастрофические недоразумения, а скинуться разом в фонд всеобщей катастрофы МПО в годовом исчислении или пятилеткой. Отпадают затраты на 365 монументов в год, и даже на один всеобщий, поскольку таковой уже воздвигнут сиятельный дворец министерства! Иначе у каждого лопнет сембюджет, сами по миру пойдем. Кто «за» — раз, кто «за» — два… Принято!

А что прошумевший, как ветвь, полная цветов и листьев, тепловоз ПТУ-104? На правах фантома он загулял по колеям неохватной периферии, объявил стране вечное движение броуновского толка. Мелькнет — сгинет, ау-у! Этот Агасфер шустро оброс противоречивыми легендами, неопровержимыми слухами, так что хозяева рельсы и шпалы почитают его проделки подобно лендлордам, которые не видят настоящего истемблишмента в родовых замках без баловства реликтовых предков.

— Летучий Голландец! — ахнул Замкомпоморде (зам. команд. по морск. дел.) на запрос изящного зав. отд. «Катастроф и недоразумений», — Мать честная! У нас такой всегда, а у вас теперь. Наука, между прочим, не запрещает факта этого международного явления, поскольку не причиняет ущерба. Реальной пользы, впрочем, тоже кот наплакал. А уничтожить — ну, что же уничтожить пытались, но не получается даже залпами главного калибра.

— Вот-вот, будьте ласковы отпротоколировать эту точку про Голландца с главным калибром гербовым отношением. Нам крепкий документ выйдет под списание тепловоза и командировку круизом в Париж. Для органов госприемки.

3